С просторов тырнета
Стоял у нас на работе, в курилке, фикус. Постоянно вял и глаз не радовал. На одном из корпоративов пьяный в хлам бухгалтер вылил в несчастное растение бутылку дорогого красного вина. Через пару дней фикус расцвел. Теперь коллега периодически стопку коньяка подливает. Растение пустило второй росток. Фикус-алкаш стал неотъемлемой частью коллектива.
- Заметив дыру на футболке, я уже было передумал заходить и хотел вернуться. Но тут она порылась в сумочке и выудив пластырь заклеила дыру с изнанки. Оставшиеся видимыми части пластыря закрасила черной ручкой. Все, говорит, пошли. Вот тогда то я и понял что это моя будущая жена.
На запрос «первый ледяной дождь в Москве» любая поисковая система ответит, что это случилось в декабре 2010 года. Но это не совсем так. Первый такой дождь прошёл намного раньше, в холоднющую зиму 2005-06 годов, но был локален, поэтому и замечен не всеми.
Описываемые события начались ещё летом 2005 года, когда умерла (по естественным причинам) соседка моего сослуживца, человека, поведавшего мне эту историю. Проживала она на первом этаже, была скромной спокойной старушкой. Сослуживец мой жил в квартире над ней в тишине и покое.
Наследники квартиру решили продать, но, до улаживания всех связанных с наследованием формальностей, сдали её выходцу из ближнего зарубежья, то ли с Кавказа, то ли из Средней Азии. Южный человек (ЮЧ) имел жену, троих малолетних детей и держал несколько продуктовых палаток.
Палатки требовали товара. Товар требовал доставки. Для этого у ЮЧ был автомобиль.
Описание этого автомобиля длинно и горестно, но без этого никак.
ВАЗовская «двойка» годов семидесятых. Пробег (судя по состоянию) – до Луны и обратно. Голубая, но голубыми, правда, были только кузов и водительская дверь. Правые двери были зелёными, левая задняя – жёлтой. Капот просто грунтованный. В единственной «родной» двери зияла проржавевшая дыра, через которую был виден коврик и немного педали, обивка двери отсутствовала. Когда пришла зима, ЮЧ стал затыкать дыру газетой. Двери и капот открывались не всегда с первого раза и никогда с первого раза не закрывались.
Колёса стояли от разных производителей, причём одно из них – зимнее шипованое новое (! ), резина направленная – стояло «против шерсти». Остальные были бы похожи на слики Формулы -1, но «грыжи» портили всю картину.
Система выпуска представляла собой одну большую дыру, можно сказать, глушителя у автомобиля не было. Радиатор тёк.
Двигатель был тоже не в лучшем состоянии. Заводился раза с десятого. Дымил.
О том, что у автомобиля было с рулевым управлением и тормозами, думать было страшно. Талон техосмотра присутствовал на лобовом стекле, естественно битом.
Каждое утро для всего двора начиналось теперь часа в четыре, в лучшем случае в пять.
Сначала заливалась вода в радиатор, т. к. за ночь она вытекала. Чтобы не носить воду далеко, ЮЧ парковал голубенький автокошмар на газоне под своим окном, под балконом моего сослуживца.
ЮЧ выходил к машине, а его жена подавала ему ведро с водой из окна. Если она не успевала открыть окно и появиться в нём с ведром, ЮЧ пытался докричаться до неё через закрытое окно и спросить, чего она копается. Потом следовали попытки открыть капот. Потом – попытки его закрыть. Пока было тепло, двигатель ещё как-то заводился, и автомобиль покидал двор.
С приходом поздней осени стало хуже. Теперь каждое возвращение ЮЧ с работы сопровождалось дополнительно сливом воды из системы охлаждения (на травку) и съёмом аккумулятора – то ли генератор был убитым, то ли аккумулятор.
Утром и аккумулятор, и воду надо было возвращать на место. Несколько раз, прикручивая клемму к аккумулятору, ЮЧ ронял ключ в моторный отсек со всеми вытекающими последствиями – воплями и криками. Иногда ЮЧ забывал завернуть сливную пробку и вся вода выливалась на землю. Тогда через уже закрытое окно он кричал жене, что ему нужно ещё воды… Потом орала его жена, ставя под сомнение умственные способности человека, забывшего закрутить пробку. Вода подавалась горячей, и когда при передаче ведра через окно случались неприятные неожиданности в виде незапланированного мытья головы ЮЧ снова поднимался крик на весь двор.
Запуск двигателя превратился в увлекательное шоу, сопровождающееся многократным хлопаньем капота, двери, воем стартёра и чиханием мотора. В итоге двигатель заводился, но на это уходило до получаса, нередко с заменой аккумулятора на другой, такой же убитый. Вот тогда становилось плохо по-настоящему - весь двор заволакивало сизым дымом под адский грохот троящего движка без глушителя. Причём дым пёр и из-под кузова, и из-под капота, навевая мысли о надвигающемся пожаре.
Всё это сопровождалось гортанными криками на незнакомом языке и русским матом. Вспоминалось нетленное: «Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса! »
Я забыл сказать, что у моего сослуживца был своеобразный график работы. Он приходил к обеденному перерыву, а уходил иногда и после нулей, будя и пугая охрану. Ложился глубокой ночью, вставал поздним утром. С таким соседом его существование стало невыносимым, весь его жизненный цикл был сломан.
Сослуживец пытался поговорить с ЮЧ, объяснить недопустимость подобного поведения при проживании в многоквартирном доме. Но все переговоры и его, и других соседей проходили по одному сценарию. ЮЧ забывал русский язык и что-то кричал на своём, размахивая руками. Говорить спокойно он не умел. Потом на лестничной площадке появлялась жена и тоже начинала орать. Потом выходили дети. Они думали, что мать кричит на них, и начинали плакать. Жильцы жаловались участковому, но на того так же наорали не по-русски, он плюнул и ушёл, проверив регистрацию. Регистрация была в порядке.
Пришла зима. Становилось ясно, что в скором времени как минимум один подъезд пятиэтажки поедет в дурдом в полном составе, и мой сослуживец решил действовать. Тут как раз и ударили особенно сильные морозы.
Ночью он надел двое штанов, два свитера, куртку и меховую шапку. Замотал шарфом лицо. Натянул толстые шерстяные перчатки, а на них – резиновые. Подключил к крану длинный шланг, приготовленный на дачу, включил воду и вышел с ним на балкон. Было минус 35 по Цельсию…
Часа через полтора всё было кончено. Самодвижущаяся повозка покоилась под десятисантиметровым слоем льда, намертво примёрзнув к планете Земля. Не то, что бы открыть двери, подойти к ней, не упав, было нельзя – вокруг был залит каток.
А утром всех разбудил «крик брачующегося марала» (c), горестный от безысходности.
Конец истории был несколько странен и, я бы сказал, пресен. ЮЧ разборок ни с кем не устраивал, никого не зарЭзал. Стал тих и незаметен, а потом так же тихо съехал. Ближе к весне забрал машину. Когда оттаяла.
Позвонили московские знакомые:
- Хотим на выходные приехать. На охоту сводишь?
- Гостям всегда рад. Приезжайте.
И повез я их к знакомому дедку из самой дальней, из последних сил отживающей свое деревни. В самую «глухонемань», как он ее называл. Пусть там по чащобам и буеракам потаскаются, жирок столичный порастрясут.
Добрались поздно вечером, потому - сразу за стол. За дедовой немудреной закуской – квашеной капусткой, солеными грибочками, отварной картошечкой да деликатесами из первопрестольной - засиделись. Под утро москвичи уж вдоволь набахвалились и ружьями, и снаряжением – классные, надо признать, у них были вещи, на деда навалились:
- Ну когда, куда и как на охоту-то пойдем?
- Не беспокойтесь, без дичины не уедете, - успокоил дед. – Ложитесь спать, разбужу.
Утром, однако, разбудило высокое уже солнышко в окна и дедово бряканье посудой в кухоньке за печью.
- Проспали!
- Не кипешуйтесь. В рюкзаках-то у вас еще осталось чего? Наливайте!
Без особого аппетита позавтракали. Москвичи занервничали:
- А на охоту когда?!
- Вот сейчас и пойдем.
Гости схватились за ружья, бродни и рюкзаки, а дед, как был в тапочках, так и зовет:
- Пошли.
Повел по шаткой лестнице на чердак. А там у него напротив слухового окна стоймя жердь приколочена. На жердь надето тележное колесо. К колесу алюминиевой проволокой прикручено … противотанковое ружье! Натуральное, буроватое от ржавчины, но лоснящееся от смазки. Дед степенно нацепил очки. Пошарил под соломой в корзине, что рядышком стояла, достал патрон. В ладонь длиной, пузатый, а пуля - с палец. Зарядил, приложился, чуток стволом поводил. Хлоп! Аж уши заложило.
- Идите, свежайте, - говорит.
Оказалось, на луг, за ручьем, метрах в четырехстах он прошлогодней картошки кучу натаскал. Вот кабаны и повадились к этому времени на обед выходить.
Нет уже деревни той. И деда. Ружье, скорее всего, тоже сгинуло. Впрочем, как знать? В тамошней округе кое-где еще деды остались, а народ они хозяйственный и бережливый.